В отношениях Варшавы и Москвы так никогда и не наступит настоящей дружбы — так много человеческих жизней было оборвано и столь мало сделано для примирения между народами. И прежде всего, из-за события, которое лондонская Times еще 18 сентября 1939 года назвала «ударом ножа в спину Польши».
Вечером 16 ноября 1939 года ситуация для Польши была критической, но не катастрофической. Немцы оттеснили поляков за Вислу, но половина государства все еще оставалась ими не оккупированной. Две польские армии попали в окружение под Варшавой, однако столица героически защищалась, подавая пример другим городам, в частности Львову.
Правительство покинуло резиденцию, но не страну, Войско Польское не смогло противостоять Вермахту на равных, однако на западе союзники, Великобритания и Франция, готовились к наступлению на Третий Рейх. Следующий день должен был стать решающим в течении Сентябрьской кампании и, собственно, таким и оказался. Правда, совершенно неожиданным образом: 17 сентября сталинский СССР вступил в войну на стороне гитлеровской Германии.
Союз двух тиранов
В августе 2014-го мир уже поминал 75-ю годовщину заключения пакта Молотова-Риббентропа, тайные дополнительные протоколы к которому дали Гитлеру возможность напасть на Польшу, что и означало начало Второй мировой войны. Тогда, в 1939 году, этого не знали даже подписанты, что уж говорить о правительствах и гражданах других стран, однако ситуация складывалась именно так.
Чтобы не воевать на два фронта против очевидно сильных противников, Третий Рейх должен был любой ценой разбить Вторую Речь Посполитую до вмешательства союзников, и дружественный нейтралитет СССР был главной предпосылкой такого сценария. Уступив Иосифу Сталину половину Польши и две трети Прибалтики, Адольф Гитлер получил шанс выстроить в Восточной Европе «новый порядок».
Большое недоразумение
Впрочем, не тут-то было. Советский Союз просто не начал боевых действий ни в первый день, ни позже. Тайный протокол не содержал никакого временного ограничения, поэтому большевистский вождь имел огромное поле для маневра и возможность прибегнуть к ним в удобный момент или не прибегнуь вовсе, если тому не будет способствовать ход событий.
3 сентября, когда Великобритания и Франция объявили Германии войну, Иоахим фон Риббентроп дал указание послу Вернеру фон Шуленбургу обсудить с Вячеславом Молотовым ввод советских войск на польскую территорию. И что ответил тот 5 сентября? «Мы согласны с вами, что в нужное время совершенно необходимо начать конкретные действия.
Однако считаем, что это время еще не пришло». 9 сентября нацисты еще раз побеспокоили коммунистов — на следующий день советские дипломаты сообщили немецким, что для начала кампании должны подготовиться, а это займет две-три недели. Гитлеру пришлось воевать самостоятельно, находясь под угрозой вторжения с запада. Сталин «снова всех переиграл».
Накануне
14 сентября Молотов сообщил немецкому послу, что СССР готов. В тот же день в газете «Правда» появилась статья секретаря ЦК Андрея Жданова, в которой Польша была представлена недееспособным государством на грани распада и впервые апробирован тезис о «единокровных» украинцах и белорусах, которые-де «стонут под польским игом». В дополнение к политическим мероприятиям произошли сдвиги в военной сфере: 14 сентября силы предусмотрительно развернутых Украинского и Белорусского фронтов получили директивы «О начале наступления против Польши». Под вопросом остался разве что день вторжения.
Почему 17 сентября?
Вокруг именно этой даты концентрировалось много ожиданий участников войны, которые привели к реальным событиям. В частности, на 17 сентября французский главнокомандующий Морис Гамелен назначил попытку «нажать на линию Зигфрида», то есть прорвать немецкие укрепления на границе. Расчет был прост: согласно с теорией и практикой Первой мировой войны, штурм вражеских позиций должен был происходить только после окончательного завершения мобилизации и предварительного массированного артобстрела. На все эти планы отводили 15 суток.
Поскольку призыв во Франции начался 1 сентября, сразу по нападении Рейха на Польшу, то полное развертывание должно было завершиться 16-го, а наступление — начаться 17-го. На английский экспедиционный корпус пришлось бы ждать до октября, поэтому его в расчет не брали. С 7-го до 12-го сентября французы заняли неукрепленные немецкие земли вдоль Рейна, но это был локальный и непрочный успех, который никак не помог Польше.
Тем временем на другом краю света завершалась грандиозная битва Советского Союза с Японией на реке Халхин-Гол в Монголии. Несмотря на ощутимое преимущество своих сил, Сталин не желал даже минимально рисковать войной на два фронта, поэтому ждал до 16 сентября — дня, когда бои закончились.
Неготовность французов воевать любой ценой и прямо противоположный настрой СССР привели к тому, что 17 сентября Польша была окончательно оставлена на растерзание двум диктаторам.
Первые дни
В три часа утра 17 сентября польскому послу Вацлаву Гжибовскому вручили знаменитую ноту, где были повторены заученные слова о «фактическом несуществовании» Польши и «беззащитных» украинцах с белорусами, которые остались «сами по себе». Тот хоть и проинформировал свое правительство о содержании документа, однако принять его отказался. Но это никоим образом не помогло.
Между четырьмя и пятью утра первые советские колонны вошли на польскую территорию. Они почти не стреляли, впрочем, продвигались уверенно и быстро, массово обезоруживая подразделения противника. Защищались до конца лишь пограничники, поэтому среди них оказались наибольшие потери. В тупике главнокомандующий Польши Эдвард Рыдз-Смиглий отдал приказ не оказывать СССР вооруженного сопротивления, а, сдерживая и дальше немцев, отступать в Румынию и Венгрию. В тот же день польское правительство перешло через румынскую границу.
В первый день красные войска заняли Тернополь и Ровно, в течение следующих трех — Станислав (Ивано-Франковск), Луцк, Ковель и Владимир-Волынский. Ни один из этих городов поляки не сдали без боя.
Под советские бомбы попали и передовые части Вермахта: ни его командование, ни тем более рядовой состав не были проинформированы о содержании пакта Молотова — Риббентропа. Однако немцы, хоть и не без колебаний, оставили предназначенную россиянам территорию.
Дважды героический Львов
Гитлеровский план захвата Львова его отчаянные защитники сорвали еще 12 сентября, поэтому Вермахт должен был прибегнуть к осаде. 19-го красноармейцы попытались взять галицкую столицу ... и потерпели первое в этой кампании поражение. В два часа ночи 30-35 танков и бронемашин из состава 5-й кавалерийской дивизии и 24-го танкового батальона ворвались в город с востока, со стороны Винников, и даже вошли в его центр, но, впрочем, были остановлены огнем с баррикад.
Не рискнув оставлять технику на узких улицах, красные начали отступление. Но утро не переставало дарить сюрпризы. В тех же Винниках советскую колонну, отступавшую из Львова, встретила обстрелом противотанковая батарея из 137-го полка егерей. Немцы приняли российские танки за польские, а красное командование не могло подать сигнал подразделению Вермахта, так как не ожидало здесь внезапных «союзников». Как следствие — потери людей и бронетехники были у обеих сторон, поэтому начались переговоры об установлении тактической демаркационной линии.
Дебаты между русскими и поляками о сдаче Львова длились 19-21 сентября, а бои последних с Вермахтом не прекращались до 20-го, пока германское командование не получило приказ отступить. 22 сентября комендант Владислав Лянгнер, выбирая между продолжением обороны от Красной армии, прорывом в Румынию и капитуляцией, остановился на последнем варианте. Львов стал советским.
Красно-коричневый альянс
Надежды поляков и западных союзников на начало войны между немцами и русскими развеялись. Более того, после первых инцидентов, в частности под Львовом, Вермахт и красноармейцы наладили тесное сотрудничество. По меньшей мере, две армии помогали друг другу в добивании польских сил под Перемышлем и Брестом, в котором затем 28 сентября произошло заметное действо: то ли парад, то ли «торжественный марш», когда на трибуне Хайнц Гудериан и Семен Кривошеин совместно приветствовали прохождение немецкой и советской военной техники.
В результате предварительных договоренностей 20-23 сентября, закрепленных затем в Договоре о дружбе и границах от 28 числа того же месяца, пакт был существенно подкорректирован. Центральная Польша оставалась за Рейхом, зато Литва оказалась в сфере интересов СССР. Также обсуждались условия взаимной репатриации граждан, что де-факто обрекло на смерть большое количество противников гитлеровского режима, бежавших в Польшу и Советского Союза.
Но даже большевистское вторжение не заставило поляков сложить оружие. Отдельные подразделения без единого командования, поставки боеприпасов и каких-либо перспектив сопротивлялись до 6 октября.
Эпилог
Как бы ни хотелось Гитлеру и Сталину, общая оккупация Польши не положила конец войне, более того, маховик мирового конфликта только набирал обороты. Впереди у бывших «Восточных областей», а теперь «Западной Украины и Западной Белоруссии» были правильно организованные «референдумы» о «воссоединении», политические репрессии с финалом в Катыни, коллективизация, раскулачивание и многие другие вещи.
А в конце — эпическая битва между вчерашними союзниками: Третьим Рейхом и СССР. Земли вокруг Львова еще не один год будут камнем преткновения между поляками, украинцами и советским государством, наконец поляки и «советы» бок о бок будут сражаться против нацизма, границы после войны еще не раз будут меняться, пока не примут современный вид.
Но в отношениях Варшавы и Москвы так никогда и не наступит настоящей дружбы — так много человеческих жизней было оборвано и столь мало сделано для примирения между народами. И прежде всего, из-за события, которое лондонская Times еще 18 сентября 1939 года назвала «ударом ножа в спину Польши».
—